 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
"6 сентября. Но ведь я не хотел... не хотел и не хотел я такого! Мне сейчас в пору
закричать: не хотел я этого! Я старался, чтобы получилось хорошо... без халтуры и
ошибок. Даже ночами не спал, лежал с закрытыми глазами, представлял во всех
подробностях тело Геркулеса, потом Адама, намечал, какие надо внести в дубля
изменения.
И я не мог уложиться в один сеанс. Никак не мог, поэтому и растворял... Не выпускать
же калеку с ногами и руками разной длины. И я знать не знал, что в каждое растворение я
убиваю его. Откуда я мог это знать?!
... Как только жидкость обнажила его голову и плечи, дубль ухватился своими могучими
руками за край бака, выпрыгнул - а я как раз водил кинокамерой, запечатлевал
исторический миг появления человека из машины - в упал передо мной на линолеум,
захлебываясь от хриплого воющего плача. Я кинулся к нему:
- Что с тобой?
Он обнимал липкими руками мои ноги, терся о них головой, целовал мои руки, когда я
пытался его поднять:
- Не убивай меня! Не убивай меня больше! За что ты меня, о-о-о-о! Не надо! Двадцать
пять раз... двадцать пять раз ты меня убивал, о-о-о-о!
Но я же не знал. Я не мог знать, что его сознание оживало в каждую пробу! Он
понимал, что я перекраиваю его тело, изгаляюсь перед ним как хочу, и ничего не мог
поделать. И от моей команды "Нет! " сначала растворялось его тело, а потом угасало
сознание... Что же тот идиот искусственный молчал, что сознание начинает работать
раньше тела?! "
- Ах, черт! - "растерянно пробормотал аспирант. - Ведь в самом деле - мозг и
выключиться должен последним... Постой, когда это было? - Он перевернул страницы,
посмотрел даты и вздохнул с некоторым даже облегчением: нет, он не виноват. В августе
и сентябре он ничего не мог сообщить, сам еще не понимал. Веди он этот опыт - ошибся
бы точно так же.
"... И получился человек с классическим телосложением, приятной внешностью и
сломленной психикой забитого раба. "Рыцарь без страха и упрека"...
Виляй теперь, ищи виноватых, подонок: не знал, старался! Только ли старался? Разве не
было самолюбования, разве не ощущал ты себя богом, восседающим на облаках в
номенклатурном кожаном кресле? Богом, от колебаний мысли и настроения которого
зависело, возникнуть или раствориться человеку, быть ему или не быть. Разве не
испытывал ты этакого интеллектуального сладострастия, когда снова и снова отдавал
"машине-матке" команды "Можно! ", "Не то! ", "Нет! "?
... Он сразу же попытался вырваться из лаборатории, убежать. Я еле уговорил его
помыться и одеться. Он весь дрожал. О том, чтобы он работал вместе со мной в
лаборатории, не могло быть и речи.
Пять дней он жил у меня, страшные пять дней. Я все надеялся: опомнится, отойдет...
Где там! Нет, он здоров телом, все знает, все помнит - "машина-матка" добросовестно
вложила в него мою информацию, мои знания, мою память... Но над всем этим не
подвластный ни его воле, ни мыслям страх пережитого. Волосы его в первый же день
поседели от воспоминаний.
Ко мне он испытывал неодолимый ужас. Когда я возвращался домой, он сразу
вскакивал, становился в приниженную позу: его гладиаторская спина сутулилась, руки с
могучими буграми мышц расслабленно обвисали - он будто старался стать меньше. А
глаза... о, эти глаза! Они смотрели на меня с мольбой, с затравленной готовностью
умилостивить непонятно чем. Мне становилось страшно и неловко. Никогда не видел,
чтобы человек так смотрел.
А сегодня ночью, где-то в четвертом часу... сам не знаю, почему я проснулся. На
