 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
потолке был серый мертвый свет от газосветных фонарей с улицы. Дубль Адам стоял надо
мной, заносил над моей головой гантель. Я отчетливо видел, как напряглись мышцы
правой руки для удара. Несколько секунд мы в оцепенении глядели друг на друга. Потом
он нервно захихикал, отошел - босые ноги шаркали по паркету.
Я сел на тахте, включил верхний свет. Он скорчился на полу возле шкафа, уткнул
голову в колени. Плечи и гантель в руке тряслись.
- Что же ты? - зло спросил я. - Надо было бить, раз нацелился. Все, глядишь, полегчало
бы на душе.
- Не могу забыть, - бормотал он сквозь судорожные всхлипывания гулким баритоном, -
понимаешь, не могу забыть, как ты меня убивал... двадцать пять раз!
Я раскрыл стол, выложил свой паспорт, инженерный диплом, деньги, какие были,
потряс его за плечи:
- Встань! Одевайся и уходи. Уезжай куда-нибудь, устраивайся, работай, живи. Вместе у
нас ничего не получится: ни тебе покоя, ни мне... Я не виноват! Черт побери, ты можешь
понять, что я не знал?! Я делал то, чего никто еще не делал, - мог же я что-то не знать?!
Человек может родиться уродом или душевнобольным, может сделаться им после
болезни, после аварии, но там некого винить, некому раскроить череп гантелью. Окажись
ты на моем месте, получилось бы то же самое, ибо ты - это я, понимаешь?!
Он пятился к стене, трясся. Это меня отрезвило. - Извини. Бери мои документы, я
здесь как-нибудь обойдусь. Вот смотри, - я раскрыл паспорт, - на фотокарточке ты даже
больше похож на меня, чем я сам... Фотограф, наверно, тоже стремился
усовершенствовать мою физиономию. Бери деньги, чемодан, одежду - и дуй на волю.
Поживешь сам, поработаешь - может, отойдешь.
Два часа назад он ушел. Условились, что напишет мне с места, где устроится. Не
напишет...
Все-таки хорошо, что он покушался меня убить. Значит, не раб - обиду чувствует.
Может, у него все и восстановится?
А я сижу... ни одной мысли в голове. Надо начинать сначала... О природа, какая ты все-
таки стерва! Как тебе нравится смеяться над нашими замыслами! Поманишь, а потом...
Брось! Брось, виноватых ищешь - природа здесь ни при чем, она в твоей работе
участвует только на элементарном уровне. А дальше все твое, нечего вилять.
Зазвенел будильник: четверть восьмого - время вставать, умываться, бриться, идти на
работу... Мутное солнце над домами, небо в дымах, грязное, как застиранная занавеска.
Ветер поднимает пыль, полощет деревья, дует в балконную дверь. Внизу у дома
троллейбус слизывает людей с остановки. Они накапливаются снова, у всех одинаковое
выражение лиц: как бы не опоздать на работу!
И мне надо на работу. Сейчас приду в лабораторию, занесу в журнальчик результат
неудачного эксперимента, утешу себя прописями: "на ошибках учатся", "в науке нет
проторенных дорог... " Возьмусь за следующий опыт. И снова буду ошибаться, калечить
не образцы - людей?.. Самовлюбленный мечтательный кретин, вооруженный новейшей
техникой!
Ветер полощет деревья... Все было: дни поисков и открытий, вечера размышлений,
ночи мечтаний. Вот ты и наступило, ясное холодное утро, которое вечера мудреней.
Беспощадное утро! Наверно, именно в такое трезвое время дня женщины, промечтав ночь
о ребенке, идут делать аборт. И у меня получился аборт, выкидыш... Я мечтал, я хотел
людям счастья, а создал уже двоих несчастных. Не одолеть мне такую работу. Я слаб,
ничтожен и глуп. Надо браться за что-нибудь посредственное, чтоб по плечу - для статьи,
для диссертации. И все будет благополучно.
Ветер полощет деревья. Ветер полощет деревья...
На соседнем балконе проигрыватель исполняет "Реквием" Моцарта. Мой сосед доцент
Прищепа настраивает себя с утра на математический лад. "Rekvi... rekviem... " - чисто и
непреложно отрешают кого-то от жизни голоса. Под такую музыку хорошо бы
